Нет денег - нет революции
письмо себе в прошлое... без комментов
Ну собственно та же ситуация, этого акка еще не было, посему за подтверждением через соо, там дадут адреса пароли явки
Название: Письмо себе в прошлое
Автор: я
Бета: WTF Fox 2017
Размер: мини, 3535 слов
Задание: иметь и не иметь
Канон: ориджинал
Пейринг/Персонажи: Автостопщик по прозвищу Лис, водители
Категория: джен
Жанр: этюд
Рейтинг: PG
Предупреждения: размышления
Краткое содержание: письмо самому себе. воспоминание о поездках автостопом
Размещение: только после деанона
Для голосования: #. WTF Fox 2017 — "Письмо себе в прошлое"
Здравствуй, дорогой я.
Я, которому чуть больше двадцати. Я, которого звали тогда так же, как сейчас. Меня зовут Лисом, тогда тебя звали так же. Да, я знаю, что ты никогда не прочтёшь этих строк. Потому что «ты» тогда — это «я» сейчас.
Я тогда путешествовал. Ездил много, в разные стороны и разными способами. Мой дорогой Лис, да, я сейчас такой, каким ты боялся меня увидеть, поэтому пишу тебе письмо. Я пишу его тебе, чтобы ты мог увидеть себя. Зачем я это делаю, мой юный я? Не смогу тебе сказать. Да, Лис, ты постареешь. Это кажется далеко. И ты никогда не прочтёшь этих строк. Потому что юный Лис, которому это пишется, — это старый Лис, который это пишет… Или, быть может, это ты пишешь моими руками? Тот ты с горящими глазами, который был глуп и безрассуден… Ты, который всё ещё скучает по дождю и ветру… Помнишь, как это всё начиналось? Ты и сейчас, много лет спустя, можешь повторить каждый шаг, вспомнить каждое ощущение. Ощущение, когда ты был и не был... Ты помнишь? Может, расскажешь мне?
Как всё начинается? Ты выходишь на трассу. Зачем и куда ты едешь, так ли важно? Те, кто в пути, не знают постов, те, кто в море, не знают горя, они не живы и не мертвы. Ты один на один сам с собой... Ты вышел – значит, зачем-то тебе это надо. Или нет, не так. Надо не тебе, ты просто вышел, так, как выходят из дома, потому что... Да не почему! Ты просто вышел. Как ты дойдёшь до трассы? Если ты из большого города, то, конечно, знаешь, ты почитал, откуда лучше стартовать, или не раз уже стартовал оттуда. Но стартанёшь ты оттуда, где тебя подхватят, в первый долгий прогон. Вот ты выпадаешь из маршрутки, которая идет в пригород... Я не знаю, как идёшь ты, может, ты в модном комбезе, а может, на тебе из светоотражайки только один рюкзак да пара лент, а может, и ничего нету, только куртка из светлой ткани, а всё остальное чёрное. Но тебе надо. Тот, кто не ходил, тот, кто не становился для близких ни живым, ни мёртвым, не поймет. Зачем это надо? Долгая история. Но надо. Что я могу сказать? Если ты пошёл, то точно на тебе будет надёжная обувь, если куришь, то пара-тройка пачек сигарет и зажигалка, а там как пойдёт, а идёт всегда по-разному. Может, у тебя есть свои ритуалы, а может, и нет. У меня есть: я делюсь с дорогой тем, что есть, и иду по трассе. Поначалу ты поёшь песни, да, мой дорогой «я из прошлого», ты поёшь песни. Солнцу, которое садится на западе, за далёкими деревьями, твоему любимому промозглому ветру, который прощается с тобой, который изменится уже тогда, когда ты выйдешь из первой машины, он единственный, кто точно будет с тобой всё время, он такой же, как ты.
Ты поднимаешь руку и стоишь. Вечер, идёт волна, даже на этой трассе, которая не спит никогда, на которой всегда найдется пара-тройка машин, разрезающих самую тёмную ночь. Город спит. Город спит нервно. А трасса — эта трасса — не спит никогда. Сколько раз ты по ней ходил, каждый раз, как в новинку, и она каждый раз встречает тебя, любя. Если пошёл, то пошёл, с тобой уже ничего дурного не будет. Ты же знаешь: если трасса тебя не хочет, она тебя просто не пустит. Всё, кем ты был, что ты имел или нет, все остается там, и ждёт в другом месте, здесь ты стопер, путник. Ты не спешишь, и скоро остановится первая машина — отрывная. Может, повезёт, и это будет машина до конца, до туда, где ты сможешь поспать, а может, и нет, и она просто оторвёт тебя от города, от того, что тянет назад, в уютную постель под одеяло, там где тёплый ужин, друзья, с которыми ты, вроде, дружишь, дом... Дом… Дом... Нету у тебя дома, ты на трассе, ты идёшь. Город не отпускает, машины идут в разгон, они спешат, они ещё не в пути, для них ещё есть живые и мёртвые, есть пробки, обгоны, нервная городская езда. Водители смотрят во все глаза за дорогой, не потому что больше смотреть не на что, а потому что кто как водит — не понятно. А ты стоишь, может, пройдёшь сотню другую метров, но стоишь, и твоя рука с поднятым пальцем зовет её, первую на сегодня, ту, что оторвёт... И она останавливается, выпрыгивает из потока, и, включив поворотник, снижает скорость, тихо, неслышно из-за шума проезжающих машин, хрустит песок под ногами, и ты бежишь к ней. Что это за машинка? Середнячок или мелкотоннажник? А может, и легковушка, которая едет в пригород с работы, водитель, скорее всего, спешит домой, но решил подкинуть. Может, ты сам когда-то таким станешь. А сейчас ты открываешь дверь и произносишь заветное: «Стопом в ту сторону подкинете?». И машешь вдоль трассы рукой, водитель кивает, или говорит: «Давай садись». Почти все так говорят. Тебя приняла трасса: водитель не просит денег, он уже выпрыгнул из потока, выпрыгнул ради тебя, ради попутчика, он знает, что денег у тебя нет, почти все знают. Видят. Может, и ты когда-нибудь сможешь так видеть. Сто километров, а может, полста, город остается позади, он скрывается за одним плавным поворотом автострады, потом за вторым. Ты чувствуешь, как слабеют его нити, как он не может удержать тебя, а табун под капотом уносит тебя от него. Ты почти физически чувствуешь, как он душит тебя, как пытается добраться, заставить отвернуть, заякорить, просит остаться тут: «Зачем ты уходишь?.. Ты ведь вернёшься!».
— Да я вернусь.
— Но тогда — зачем!?!
— Надо.
Проходит двадцать минут, ты едешь, машина несёт тебя вперёд, водитель поглядывает в зеркала. В машине странные запахи — такие бывают только в отрывных, в них нет привкуса пыли и табака, или освежителя, смешанного с запахом масла и старого пластика. Если машина совсем свежая, то пластик пахнет сильнее всего, перебивая остальные запахи. Эта машина, обычно она пахнет домом и человеком, его бедами и счастьем, его работой и его отдыхом. Этот запах нельзя передать, его можно понять и почувствовать. Такое чувствуешь только тогда, когда тебя приняла трасса. Трасса, с которой ты поделился сигаретами и водой. Трасса, которой пел песни, и которая овевала тебя выхлопами машин, и тугой волной воздуха от пролетающих мимо фур.
Ты едешь, и чувствуешь его. Вы говорите с водителем о том, почему едешь, куда. Это отрывной, они все такие или почти все. Другие, это те, кто смотрит на тебя, и ты на него, и вы, молча, понимаете — «надо» не потому что ждут, а потому что будут ждать... Если есть, кому, но тебя ещё некому ждать. Ты едешь, потому что надо, и он это знает и понимает. Вы говорите о том, каким он был и как стал таким как сейчас. Ты думаешь, что никогда таким не будешь... Врёшь. Себе врёшь. Но ты пока этого не хочешь признать. Хотя надежда есть, может быть, будет работа. Может быть… Быть может разное. Время покажет. Покажет трасса. Ты ещё не понимаешь, что она тебя не отпустит. Сейчас, когда я пишу это тебе, я понимаю: не отпустила. Сто раз проклиная бессонные ночи. Бывало, нет денег, ни на позвонить, ни на что, даже умыться и почистить зубы негде, а всё равно, ты берёшь и идёшь раз за разом. Куда? Зачем? Надо. Город тебя отпустил, ты почувствовал, что одна стихия передала тебя другой. Машина останавливается у обочины: «Шершавенькой!», «И удачи». Он вырубает аварийку и включает поворотник, колеса с лёгким буксом по обочине уносят отрывного. Спасибо, браток, ты сделал главное — город ещё кричит, он ещё чувствуется вдали, как пристань на самом горизонте, но ты его не слышишь, не хочешь слышать и уже можешь не слушать. Теперь для тебя нет «назад», для тебя есть только «вперёд». И ты смотришь вокруг. Место так себе, и вечереет. Но это ещё пригород, здесь трасса освещена, и много машин. Ты поднимаешь руку, и идёшь. Дорога оглушает тебя запахами масла и мокрого асфальта. С неба идёт не дождик, а непонятная морось. Ты поднимаешь воротник кителя и идёшь дальше, идёшь по трассе, отбрасывая блики светоотражайкой на рюкзаке, или катафотом, тут как уж вышло. Твоя рука вновь поперёк дороги, и большой палец поднят вверх. Ты идёшь. Друзья могут позвонить, но ты уже скажешь, что занят, что уехал, да опять, нет, не знаешь. Они не поймут или поймут, позовут обратно. Лучше не брать трубку. Лучше молчать. Тебя уже нет, и им тебя не догнать. Город их не пустит, они заякорены. А ты — нет, ты сорвался. Под резиновой подошвой скрипят камушки и песчинки, сигарета тлеет в зубах, и ты идёшь. Ты ругаешь дождь, когда машины обдают твоё лицо сонмом мелких, как пыль, брызг, поднятых в воздух от асфальта. Дождик становится чем-то посущественнее, но то так, то пустое. Место, вроде, нормальное: долгий и открытый поворот, скорость сбросят. Поглубже кепку на глаза, рюкзак поставлен на песок — зачем напрягаться? — рука выставлена, и ты стоишь. Ты улыбаешься. Сейчас ты нигде и никто. Ты ещё не доехал, тебя ещё нет, и они не знают, когда ты приедешь, у тебя нет ни расписания, ни сроков. Да, ты не в море, и не в горах, ты в пути, тебя нет. Как нет планов и ожидания, транспортных поездных перипетий, попутчиков и проводниц, станций и пропускания скорых, нет обгона пассажирских и попыток уснуть, когда уже не спится на полке. Здесь нет ничего. Ты, дорога и лес. Ты на обочине, лес по правую руку, и дорога... Трасса, по которой едут машины. Это для навигаторов есть маршруты. Для локалов есть дорога. Дорога есть для поездов. А для вас трасса или Дорога. Дорога она для дальнобоя, он живет вне времени и пространства, он с ним един.
Ты стоишь и ждёшь. Ждёшь, пока не остановится следующая машина. Погода дрянь, но ты улыбаешься. Чему? Не знаю, ты всегда улыбаешься, даже если в городе хотел выть от горя, рычать от гнева и страха, трасса говорит: «успокойся, я тебя приняла, я тебя защищу».
Она так говорит, она приняла... Если приняла, она как мать. Чёртовы китайцы! Дао — путь твой, угу… Дао — трасса. Тут не бывает «случайно». Здесь ты солгал, а в результате: там подбросили на десятку, или ты вышел в сложном месте; тут поделился табаком, и водитель кинул по рации «ребята на город такой-то, тут парнишка стоит, там и там, на въезде в село, я на базу, подхватите, он нормальный». А кто-то говорит даже «он свой». И, вроде, и место плохое, но твой ушёл в сторону, а через полсигареты останавливается другой, светит ближним на дорогу, открывает дверь и пускает в свой мир, в свой дом, который его и не его. Дом, который не стоит на месте. Дом без дома.
Трасса не любит лжи, не терпит фальши, она как лес, как море, как горы, она как путь, она и есть путь, сегодня — твой. Треть трассы ты пройдёшь со свистом, на коротких локальных, но быстрых леговушках.
Потом ночь. Ты прошёл очередную объездную, здесь ты далеко от родного города. Он тебя уже не слышит, а ты его. Тебя ждут и там, и там, одни — чтобы ты приехал и уехал, другие — чтобы вернулся. Там люди, сзади город. Они ждут, ты для них исчез, ты вышел на трасу, попросил нести тебя в даль, подальше отсюда, и путь тебя принял.
Ты на трассе, ты в пути.
Уже давно стемнело, твой водитель, который вёз тебя до сюда, был уставшим дальнобоем, он сам себя звал «зомби», он был неразговорчивым, ему нужен был язык, как радио, в ночь часто такие ездят. И, как радио, ты работал: окликая, заставляя отвечать и не спать, ты видел, как медленно снижалась скорость его реакции, как "падали шторы" на глаза, заставляя его уснуть, но он рулил, переключал передачи и курил одну за другой. Один раз остановился и купил кофе. Ты знаешь: такие ночуют не везде, и ему надо. Он больше суток за рулём, то грубоват, то откровенен, спорит с тобой и радио. Он подобрал тебя до села, где уснет до утра, где даст отдых нагретому за полтора дня молотьбы по дорогам мотору и другим узлам, а сам он сможет умыться, принять душ, может быть, если он там есть, и главное — поспать. Ты не помнишь, как его зовут, но рассказываешь истории, ведёшь диалог, пару раз окликаешь, когда кажется, что он спит с открытыми глазами. Всякое бывает, всякое бывало. Ты такое видел не раз, и не два. Тебе говорили «спасибо, братишка»... Спасибо, что не дал уснуть. Что не дал ей забрать его душу, душу драйвера, душу бродяги по воле и неволе, всегда по-разному. Это для тебя она трасса, ты сбегаешь сюда, от всего, к таким, как он — высказаться, выслушать, поговорить. Исповедальня на колесах. Ты его видишь в первый и последний раз, и он тебя, вы можете сказать друг ругу всё, и вы говорите.
А сейчас ты стоишь на плохо освещённом участке, под ногами хрустит песок отсыпки на обочине, вдалеке сзади фырчат печками два "мешка", и "реф". Смотришь в кабины: в двух зашторено, в рефе водитель показал, мол «не, я спать, удачи».
Сколько лиц, голосов, запах солярки, шёпот песка на обочине под ногами, далекий лай собак в ночи, где-то там, вдалеке от трассы, в деревне... Ты, как дебил, стоишь в чёрном кителе осенней ночью... Или устало идёшь пешком до удачного поворота... А может, просто идёшь пешком, стопишь сонные ночные фуры, которые жмут на газ, чтобы не уснуть. Потом слышно, как пшикает пневматика, и впереди машина с включенным поворотником пристраивается к обочине, фары освещают отбойник и номер, она стоит, дизель деловито урчит, разогретый и недовольный тем, что ему помешали, а может, и наоборот, уставший, как водитель внутри. Ты подбегаешь, усталость отходит, и ночной остывший воздух бодрит, в глазах всё так же песок, но спать не хочется.
Дергаешь ручку, если видишь её в ночи, а там, может, она откроется, а может, и нет. Со второй или третьей попытки дверь открывается, и ты попадаешь в другой мир. Мир, в котором живет водитель. Эти запахи: немного пахнет потом, но сильнее запах масла, металла и дорожной пыли, которой волей-неволей пропитаны сиденья. Водитель спрашивает, куда тебе, ты машешь рукой по направлению и говоришь конечный пункт...
А водитель уже прикинул, где пойдёт спать, и говорит тебе, что может до Москвы/Рязани/Пензы дотянет, если разговор пойдет, и вы начинаете говорить про всё. А, тем временем, он уже отключил поворотник, и дизель под тобой натужно зарычал, разгоняя многотонную махину, выхватывая метр за метром шоссе светом своих фар, чтобы на долю секунды, осветив этот кусок полотна, отдать его обратно тёмной ночной прохладе, пока не осветит его следующая машина. И ты не знаешь, кто там будет, и что это будет за машина – легковушка, шустрая и нетерпеливая, которая гонит по трассе дерганым ритмом, обгоняя и улетая вперёд, словно за ней гонятся черти и сама смерть, или степенный дальнобой на фуре, который сроднился с асфальтом, с шёпотом шин, и гонит свою машину вперёд от точки к точке, не торопясь и зная, что все ходим под богом.
Ты закуриваешь первую, если водитель разрешает, или спрашиваешь, можно ли открыть окно и покурить. Обычно они соглашаются или сами просят прикурить сигарету. Горький табачный дым, завиваясь в причудливый узор, лишь кусочки которого видны тебе, когда ты смотришь сквозь них на тот маленький участок дороги, который выхватывают фары, заполняет кабину...
Дым лезет в твои уставшие глаза, ты, в общем, тоже зомби, ты устал. С самого утра ты на ногах, не спал и толком не ел, потому что тебя позвала Она. Ты тут, для тех, кто остался там, тебя нет, ты в дороге, и связь тут, бывает, рвётся. Для тех, кто впереди, тебя тоже нет, ты в дороге, ты не существуешь, нет у тебя ничего, кроме слов, кроме песен, дорожной твоей сумки. Кем ты был и кем будешь, не важно. Что у тебя было? А было ли? И где оно? Оно что-то... Что-то там, вне трассы. А ты тут. Нет у тебя ничего, кроме того, что с собой несёшь в своем рюкзаке. Да и то не твоё, то дороги, то трассы.
Пепельницу не видно, она там внизу, на торпеде, или около, заместо неё, бывает, стоит пустая банка из-под чего-нибудь. Огонёк сигареты пляшет в темноте, усыпляет, когда там, внизу. Ты куришь в открытое окно, большое стекло кабины опущено вниз, и ты дымишь. Воздух потоком шевелит за твоей спиной занавеску спальника. Сиденье, да как повезет, может, мягко играет подпружиненной, а может, и дает тебе в пятую точку железной основой на каждой кочке. Ты едешь. Это ни с чем не сравнимое чувство: вы едете молча, он поспал днём и пошёл в ночь, а ты днём не спал, и тебя рубит. Вы оба тут, в маленькой железной машинке, вы в междумирье. Порой, кажется, что из ночного тумана, севшего на леса и поля, которые вы проезжаете мимо, выходят на дорогу какие-то твари, фантастические твари. Ты не боишься и знаешь, что их нет. Тут. Вообще нет. Ничего, кроме тебя, машины, которая деловито стучит своим дизелем и перегоняет охлаждайку помпами, попутно перекачивая масло… груза — ты даже не обратил внимания на рессоры,— может, его и нет... До того момента, пока вы не полезли на высокий холм, и драйвер не переключил флажок на пониженную, ты и не поймёшь. Переключит на тягуне — значит, с грузом, если так пойдет, то пустой. Не суть. Ты, драйвер и свет фар, выхватывающий из дороги метр за метром, машина, которая несётся, прокатывается по ним, оставляя их позади. Шины шуршат по асфальту, иногда машина недовольно вздрагивает, встряхивая тебя и его и встряхиваясь сама, наезжая на такую выбоину, какая заметна даже ей с её большими колесами. Фура едет вперёд, проезжая расширения и поселки.
— Вон там, — говорит водитель, — продают хороший кофе, будешь?
— Давайте.
Он начинает тормозить. Машина постепенно снижает скорость. Он едет вдоль ряда спящих собратьев и, включив поворотник, заезжает на парковку. Просто большую площадку, где может крутануться фура, ну или они смогут хотя бы разъехаться свободно. Поворотник щёлкает и мигает, релешка отрабатывает, и вот машина, наконец, останавливается. Энергоаккумуляторы срабатывают, замыкая диски, пневматика говорит: «пфффшшшш», и водитель глушит мотор. Тишина. Очень условная, но тишина. Не рычит больше движок, не слышно шороха шин — оказывается, он вполне слышен и есть, но ты не замечал этого.
Ты открываешь дверь и попадаешь в мир ночной тишины придорожного кафе: ветер, еле слышная музыка, если есть, доносится из зала, шум листвы и флагов. Почему в таких местах очень часто бывают флаги или наборы вымпелов на ниточке?.. Машина тихонько щёлкает, начиная остывать, а вы с водителем идёте в зал и заказываете кофе. Тебе повезло, он угощает и предлагает поесть. Ты, в общем, непротив, но знаешь же, что отрубит спать после еды, и берёшь только булочку и два кофе. Растворимый напиток, ты из тех, кто в другой ситуации такое не пьёт. А тут ты такоё пьёшь. Чёрная жидкость по цвету напоминает смолу, но жидкую. Ты добавляешь сливок, теперь это можно пить. Или не добавляешь. Чёрт его знает, какое настроение. Пьёшь горьковатый напиток, а драйвер ест.
Так проходит время.
Вы идёте к машине, он садится в неё, отрывает тебе дверь, и снова начинает урчать движок, слышно, как песок и мелкие камушки хрустят под шинами, когда он поворачивает руль, чтобы вернуться на длинную серую полосу, на его дао и твой путь. Ты это слышишь, потому что, сев в машину, сразу открыл окно и закурил. Так проходит ещё несколько часов, и твои веки, отяжелев, падают, ты только понимаешь, что надо суметь сквозь сон потушить сигарету, чтобы она не прожгла сидение или твою одежду. Это последнее, что ты помнишь. Ты уже не можешь перекрикивать рёв двигателя, который несёт машину вперёд, а водитель только посмотрит на тебя сочувствующим взглядом и продолжит крутить баранку.
Когда утро окрасит восток первыми алыми отблесками, твой сон станет чутче, потому что всё больше устаёт водитель. Ты рывком выныриваешь из сна. Вы еще раз пьёте кофе, и твой путь продолжается. Может, драйвер ляжет тут поспать, а может, поедет. Он торопится, его возвращают во время и пространство, а тебя все ещё нет. И всё, что у тебя есть, есть не у тебя, оно сзади, и все, кто у тебя есть, впереди. Он решает ехать, и теперь витиеватый узор дыма от сигарет, привкус которых уже не очень приятный, ты куришь вторую пачку за ночь, но теперь этот дым виден. Он вьётся в лучах восходящего солнца и под аккомпанемент просыпающихся людей, привязанных и заякоренных домом и бытом, под первое пение неслышных из машины птиц и под высыхание росы с листьев, вы всё ближе и ближе к цели. Но чем сложнее всё там позади, тем дольше будет твоя дорога, тем дольше ты идешь к цели... Однажды ты остепенишься или не остепенишься. Мой дорогой «я из прошлого», веселый распиздяй, с хайром по лопатки твоей невысокой личности... Остепенишься ли... Если да, то зачем тогда ты сейчас написал этот текст, зачем вспомнил?.. Потому что только там ты жив. Там ты был, тем, что и есть наша жизнь. Ты был, и ты не был, ты имел весь мир, и не имел ничего... Давай, скажи, что это не так, скажи, что ты не хочешь туда...
Скажи и соври себе сам.
Соври, чтобы успокоить, чтобы сбежать от страха, скажи, почему ты написал это, и почему тогда ты каждый раз суеверно избегаешь слова «последний», говоря про «крайний» раз на трассе... Да-да-да, перестань врать, потому что там ты был всем и никем, ты видел сонные глаза, и радость от приближения к дому, к родным и близким у тех, кто тебя вёз... Ты видел, как оживает душа, и как их, драйверов, отпускает трасса. А их она тоже держит за живое, другие там не выживают, бросают баранку, проклиная всё на свете... Ты сам был таким, и ты туда хочешь. Так или иначе, в свое дао, каким бы оно не стало в следующий раз: каменистым, грунтовым или асфальтовым, холодным и податливым, как вода, или пахнущим летом и сухой хвоей, вперемешку с костром... Ты снова хочешь туда, где ты имел всё и не имел ничего, туда, где ты жил, для мира и для себя, но для других был не жив и не мёртв... Ты снова хочешь туда...
Ну что, мой дорогой нынешний я... Пойдёшь?
Ну собственно та же ситуация, этого акка еще не было, посему за подтверждением через соо, там дадут адреса пароли явки
Название: Письмо себе в прошлое
Автор: я
Бета: WTF Fox 2017
Размер: мини, 3535 слов
Задание: иметь и не иметь
Канон: ориджинал
Пейринг/Персонажи: Автостопщик по прозвищу Лис, водители
Категория: джен
Жанр: этюд
Рейтинг: PG
Предупреждения: размышления
Краткое содержание: письмо самому себе. воспоминание о поездках автостопом
Размещение: только после деанона
Для голосования: #. WTF Fox 2017 — "Письмо себе в прошлое"
Здравствуй, дорогой я.
Я, которому чуть больше двадцати. Я, которого звали тогда так же, как сейчас. Меня зовут Лисом, тогда тебя звали так же. Да, я знаю, что ты никогда не прочтёшь этих строк. Потому что «ты» тогда — это «я» сейчас.
Я тогда путешествовал. Ездил много, в разные стороны и разными способами. Мой дорогой Лис, да, я сейчас такой, каким ты боялся меня увидеть, поэтому пишу тебе письмо. Я пишу его тебе, чтобы ты мог увидеть себя. Зачем я это делаю, мой юный я? Не смогу тебе сказать. Да, Лис, ты постареешь. Это кажется далеко. И ты никогда не прочтёшь этих строк. Потому что юный Лис, которому это пишется, — это старый Лис, который это пишет… Или, быть может, это ты пишешь моими руками? Тот ты с горящими глазами, который был глуп и безрассуден… Ты, который всё ещё скучает по дождю и ветру… Помнишь, как это всё начиналось? Ты и сейчас, много лет спустя, можешь повторить каждый шаг, вспомнить каждое ощущение. Ощущение, когда ты был и не был... Ты помнишь? Может, расскажешь мне?
Как всё начинается? Ты выходишь на трассу. Зачем и куда ты едешь, так ли важно? Те, кто в пути, не знают постов, те, кто в море, не знают горя, они не живы и не мертвы. Ты один на один сам с собой... Ты вышел – значит, зачем-то тебе это надо. Или нет, не так. Надо не тебе, ты просто вышел, так, как выходят из дома, потому что... Да не почему! Ты просто вышел. Как ты дойдёшь до трассы? Если ты из большого города, то, конечно, знаешь, ты почитал, откуда лучше стартовать, или не раз уже стартовал оттуда. Но стартанёшь ты оттуда, где тебя подхватят, в первый долгий прогон. Вот ты выпадаешь из маршрутки, которая идет в пригород... Я не знаю, как идёшь ты, может, ты в модном комбезе, а может, на тебе из светоотражайки только один рюкзак да пара лент, а может, и ничего нету, только куртка из светлой ткани, а всё остальное чёрное. Но тебе надо. Тот, кто не ходил, тот, кто не становился для близких ни живым, ни мёртвым, не поймет. Зачем это надо? Долгая история. Но надо. Что я могу сказать? Если ты пошёл, то точно на тебе будет надёжная обувь, если куришь, то пара-тройка пачек сигарет и зажигалка, а там как пойдёт, а идёт всегда по-разному. Может, у тебя есть свои ритуалы, а может, и нет. У меня есть: я делюсь с дорогой тем, что есть, и иду по трассе. Поначалу ты поёшь песни, да, мой дорогой «я из прошлого», ты поёшь песни. Солнцу, которое садится на западе, за далёкими деревьями, твоему любимому промозглому ветру, который прощается с тобой, который изменится уже тогда, когда ты выйдешь из первой машины, он единственный, кто точно будет с тобой всё время, он такой же, как ты.
Ты поднимаешь руку и стоишь. Вечер, идёт волна, даже на этой трассе, которая не спит никогда, на которой всегда найдется пара-тройка машин, разрезающих самую тёмную ночь. Город спит. Город спит нервно. А трасса — эта трасса — не спит никогда. Сколько раз ты по ней ходил, каждый раз, как в новинку, и она каждый раз встречает тебя, любя. Если пошёл, то пошёл, с тобой уже ничего дурного не будет. Ты же знаешь: если трасса тебя не хочет, она тебя просто не пустит. Всё, кем ты был, что ты имел или нет, все остается там, и ждёт в другом месте, здесь ты стопер, путник. Ты не спешишь, и скоро остановится первая машина — отрывная. Может, повезёт, и это будет машина до конца, до туда, где ты сможешь поспать, а может, и нет, и она просто оторвёт тебя от города, от того, что тянет назад, в уютную постель под одеяло, там где тёплый ужин, друзья, с которыми ты, вроде, дружишь, дом... Дом… Дом... Нету у тебя дома, ты на трассе, ты идёшь. Город не отпускает, машины идут в разгон, они спешат, они ещё не в пути, для них ещё есть живые и мёртвые, есть пробки, обгоны, нервная городская езда. Водители смотрят во все глаза за дорогой, не потому что больше смотреть не на что, а потому что кто как водит — не понятно. А ты стоишь, может, пройдёшь сотню другую метров, но стоишь, и твоя рука с поднятым пальцем зовет её, первую на сегодня, ту, что оторвёт... И она останавливается, выпрыгивает из потока, и, включив поворотник, снижает скорость, тихо, неслышно из-за шума проезжающих машин, хрустит песок под ногами, и ты бежишь к ней. Что это за машинка? Середнячок или мелкотоннажник? А может, и легковушка, которая едет в пригород с работы, водитель, скорее всего, спешит домой, но решил подкинуть. Может, ты сам когда-то таким станешь. А сейчас ты открываешь дверь и произносишь заветное: «Стопом в ту сторону подкинете?». И машешь вдоль трассы рукой, водитель кивает, или говорит: «Давай садись». Почти все так говорят. Тебя приняла трасса: водитель не просит денег, он уже выпрыгнул из потока, выпрыгнул ради тебя, ради попутчика, он знает, что денег у тебя нет, почти все знают. Видят. Может, и ты когда-нибудь сможешь так видеть. Сто километров, а может, полста, город остается позади, он скрывается за одним плавным поворотом автострады, потом за вторым. Ты чувствуешь, как слабеют его нити, как он не может удержать тебя, а табун под капотом уносит тебя от него. Ты почти физически чувствуешь, как он душит тебя, как пытается добраться, заставить отвернуть, заякорить, просит остаться тут: «Зачем ты уходишь?.. Ты ведь вернёшься!».
— Да я вернусь.
— Но тогда — зачем!?!
— Надо.
Проходит двадцать минут, ты едешь, машина несёт тебя вперёд, водитель поглядывает в зеркала. В машине странные запахи — такие бывают только в отрывных, в них нет привкуса пыли и табака, или освежителя, смешанного с запахом масла и старого пластика. Если машина совсем свежая, то пластик пахнет сильнее всего, перебивая остальные запахи. Эта машина, обычно она пахнет домом и человеком, его бедами и счастьем, его работой и его отдыхом. Этот запах нельзя передать, его можно понять и почувствовать. Такое чувствуешь только тогда, когда тебя приняла трасса. Трасса, с которой ты поделился сигаретами и водой. Трасса, которой пел песни, и которая овевала тебя выхлопами машин, и тугой волной воздуха от пролетающих мимо фур.
Ты едешь, и чувствуешь его. Вы говорите с водителем о том, почему едешь, куда. Это отрывной, они все такие или почти все. Другие, это те, кто смотрит на тебя, и ты на него, и вы, молча, понимаете — «надо» не потому что ждут, а потому что будут ждать... Если есть, кому, но тебя ещё некому ждать. Ты едешь, потому что надо, и он это знает и понимает. Вы говорите о том, каким он был и как стал таким как сейчас. Ты думаешь, что никогда таким не будешь... Врёшь. Себе врёшь. Но ты пока этого не хочешь признать. Хотя надежда есть, может быть, будет работа. Может быть… Быть может разное. Время покажет. Покажет трасса. Ты ещё не понимаешь, что она тебя не отпустит. Сейчас, когда я пишу это тебе, я понимаю: не отпустила. Сто раз проклиная бессонные ночи. Бывало, нет денег, ни на позвонить, ни на что, даже умыться и почистить зубы негде, а всё равно, ты берёшь и идёшь раз за разом. Куда? Зачем? Надо. Город тебя отпустил, ты почувствовал, что одна стихия передала тебя другой. Машина останавливается у обочины: «Шершавенькой!», «И удачи». Он вырубает аварийку и включает поворотник, колеса с лёгким буксом по обочине уносят отрывного. Спасибо, браток, ты сделал главное — город ещё кричит, он ещё чувствуется вдали, как пристань на самом горизонте, но ты его не слышишь, не хочешь слышать и уже можешь не слушать. Теперь для тебя нет «назад», для тебя есть только «вперёд». И ты смотришь вокруг. Место так себе, и вечереет. Но это ещё пригород, здесь трасса освещена, и много машин. Ты поднимаешь руку, и идёшь. Дорога оглушает тебя запахами масла и мокрого асфальта. С неба идёт не дождик, а непонятная морось. Ты поднимаешь воротник кителя и идёшь дальше, идёшь по трассе, отбрасывая блики светоотражайкой на рюкзаке, или катафотом, тут как уж вышло. Твоя рука вновь поперёк дороги, и большой палец поднят вверх. Ты идёшь. Друзья могут позвонить, но ты уже скажешь, что занят, что уехал, да опять, нет, не знаешь. Они не поймут или поймут, позовут обратно. Лучше не брать трубку. Лучше молчать. Тебя уже нет, и им тебя не догнать. Город их не пустит, они заякорены. А ты — нет, ты сорвался. Под резиновой подошвой скрипят камушки и песчинки, сигарета тлеет в зубах, и ты идёшь. Ты ругаешь дождь, когда машины обдают твоё лицо сонмом мелких, как пыль, брызг, поднятых в воздух от асфальта. Дождик становится чем-то посущественнее, но то так, то пустое. Место, вроде, нормальное: долгий и открытый поворот, скорость сбросят. Поглубже кепку на глаза, рюкзак поставлен на песок — зачем напрягаться? — рука выставлена, и ты стоишь. Ты улыбаешься. Сейчас ты нигде и никто. Ты ещё не доехал, тебя ещё нет, и они не знают, когда ты приедешь, у тебя нет ни расписания, ни сроков. Да, ты не в море, и не в горах, ты в пути, тебя нет. Как нет планов и ожидания, транспортных поездных перипетий, попутчиков и проводниц, станций и пропускания скорых, нет обгона пассажирских и попыток уснуть, когда уже не спится на полке. Здесь нет ничего. Ты, дорога и лес. Ты на обочине, лес по правую руку, и дорога... Трасса, по которой едут машины. Это для навигаторов есть маршруты. Для локалов есть дорога. Дорога есть для поездов. А для вас трасса или Дорога. Дорога она для дальнобоя, он живет вне времени и пространства, он с ним един.
Ты стоишь и ждёшь. Ждёшь, пока не остановится следующая машина. Погода дрянь, но ты улыбаешься. Чему? Не знаю, ты всегда улыбаешься, даже если в городе хотел выть от горя, рычать от гнева и страха, трасса говорит: «успокойся, я тебя приняла, я тебя защищу».
Она так говорит, она приняла... Если приняла, она как мать. Чёртовы китайцы! Дао — путь твой, угу… Дао — трасса. Тут не бывает «случайно». Здесь ты солгал, а в результате: там подбросили на десятку, или ты вышел в сложном месте; тут поделился табаком, и водитель кинул по рации «ребята на город такой-то, тут парнишка стоит, там и там, на въезде в село, я на базу, подхватите, он нормальный». А кто-то говорит даже «он свой». И, вроде, и место плохое, но твой ушёл в сторону, а через полсигареты останавливается другой, светит ближним на дорогу, открывает дверь и пускает в свой мир, в свой дом, который его и не его. Дом, который не стоит на месте. Дом без дома.
Трасса не любит лжи, не терпит фальши, она как лес, как море, как горы, она как путь, она и есть путь, сегодня — твой. Треть трассы ты пройдёшь со свистом, на коротких локальных, но быстрых леговушках.
Потом ночь. Ты прошёл очередную объездную, здесь ты далеко от родного города. Он тебя уже не слышит, а ты его. Тебя ждут и там, и там, одни — чтобы ты приехал и уехал, другие — чтобы вернулся. Там люди, сзади город. Они ждут, ты для них исчез, ты вышел на трасу, попросил нести тебя в даль, подальше отсюда, и путь тебя принял.
Ты на трассе, ты в пути.
Уже давно стемнело, твой водитель, который вёз тебя до сюда, был уставшим дальнобоем, он сам себя звал «зомби», он был неразговорчивым, ему нужен был язык, как радио, в ночь часто такие ездят. И, как радио, ты работал: окликая, заставляя отвечать и не спать, ты видел, как медленно снижалась скорость его реакции, как "падали шторы" на глаза, заставляя его уснуть, но он рулил, переключал передачи и курил одну за другой. Один раз остановился и купил кофе. Ты знаешь: такие ночуют не везде, и ему надо. Он больше суток за рулём, то грубоват, то откровенен, спорит с тобой и радио. Он подобрал тебя до села, где уснет до утра, где даст отдых нагретому за полтора дня молотьбы по дорогам мотору и другим узлам, а сам он сможет умыться, принять душ, может быть, если он там есть, и главное — поспать. Ты не помнишь, как его зовут, но рассказываешь истории, ведёшь диалог, пару раз окликаешь, когда кажется, что он спит с открытыми глазами. Всякое бывает, всякое бывало. Ты такое видел не раз, и не два. Тебе говорили «спасибо, братишка»... Спасибо, что не дал уснуть. Что не дал ей забрать его душу, душу драйвера, душу бродяги по воле и неволе, всегда по-разному. Это для тебя она трасса, ты сбегаешь сюда, от всего, к таким, как он — высказаться, выслушать, поговорить. Исповедальня на колесах. Ты его видишь в первый и последний раз, и он тебя, вы можете сказать друг ругу всё, и вы говорите.
А сейчас ты стоишь на плохо освещённом участке, под ногами хрустит песок отсыпки на обочине, вдалеке сзади фырчат печками два "мешка", и "реф". Смотришь в кабины: в двух зашторено, в рефе водитель показал, мол «не, я спать, удачи».
Сколько лиц, голосов, запах солярки, шёпот песка на обочине под ногами, далекий лай собак в ночи, где-то там, вдалеке от трассы, в деревне... Ты, как дебил, стоишь в чёрном кителе осенней ночью... Или устало идёшь пешком до удачного поворота... А может, просто идёшь пешком, стопишь сонные ночные фуры, которые жмут на газ, чтобы не уснуть. Потом слышно, как пшикает пневматика, и впереди машина с включенным поворотником пристраивается к обочине, фары освещают отбойник и номер, она стоит, дизель деловито урчит, разогретый и недовольный тем, что ему помешали, а может, и наоборот, уставший, как водитель внутри. Ты подбегаешь, усталость отходит, и ночной остывший воздух бодрит, в глазах всё так же песок, но спать не хочется.
Дергаешь ручку, если видишь её в ночи, а там, может, она откроется, а может, и нет. Со второй или третьей попытки дверь открывается, и ты попадаешь в другой мир. Мир, в котором живет водитель. Эти запахи: немного пахнет потом, но сильнее запах масла, металла и дорожной пыли, которой волей-неволей пропитаны сиденья. Водитель спрашивает, куда тебе, ты машешь рукой по направлению и говоришь конечный пункт...
А водитель уже прикинул, где пойдёт спать, и говорит тебе, что может до Москвы/Рязани/Пензы дотянет, если разговор пойдет, и вы начинаете говорить про всё. А, тем временем, он уже отключил поворотник, и дизель под тобой натужно зарычал, разгоняя многотонную махину, выхватывая метр за метром шоссе светом своих фар, чтобы на долю секунды, осветив этот кусок полотна, отдать его обратно тёмной ночной прохладе, пока не осветит его следующая машина. И ты не знаешь, кто там будет, и что это будет за машина – легковушка, шустрая и нетерпеливая, которая гонит по трассе дерганым ритмом, обгоняя и улетая вперёд, словно за ней гонятся черти и сама смерть, или степенный дальнобой на фуре, который сроднился с асфальтом, с шёпотом шин, и гонит свою машину вперёд от точки к точке, не торопясь и зная, что все ходим под богом.
Ты закуриваешь первую, если водитель разрешает, или спрашиваешь, можно ли открыть окно и покурить. Обычно они соглашаются или сами просят прикурить сигарету. Горький табачный дым, завиваясь в причудливый узор, лишь кусочки которого видны тебе, когда ты смотришь сквозь них на тот маленький участок дороги, который выхватывают фары, заполняет кабину...
Дым лезет в твои уставшие глаза, ты, в общем, тоже зомби, ты устал. С самого утра ты на ногах, не спал и толком не ел, потому что тебя позвала Она. Ты тут, для тех, кто остался там, тебя нет, ты в дороге, и связь тут, бывает, рвётся. Для тех, кто впереди, тебя тоже нет, ты в дороге, ты не существуешь, нет у тебя ничего, кроме слов, кроме песен, дорожной твоей сумки. Кем ты был и кем будешь, не важно. Что у тебя было? А было ли? И где оно? Оно что-то... Что-то там, вне трассы. А ты тут. Нет у тебя ничего, кроме того, что с собой несёшь в своем рюкзаке. Да и то не твоё, то дороги, то трассы.
Пепельницу не видно, она там внизу, на торпеде, или около, заместо неё, бывает, стоит пустая банка из-под чего-нибудь. Огонёк сигареты пляшет в темноте, усыпляет, когда там, внизу. Ты куришь в открытое окно, большое стекло кабины опущено вниз, и ты дымишь. Воздух потоком шевелит за твоей спиной занавеску спальника. Сиденье, да как повезет, может, мягко играет подпружиненной, а может, и дает тебе в пятую точку железной основой на каждой кочке. Ты едешь. Это ни с чем не сравнимое чувство: вы едете молча, он поспал днём и пошёл в ночь, а ты днём не спал, и тебя рубит. Вы оба тут, в маленькой железной машинке, вы в междумирье. Порой, кажется, что из ночного тумана, севшего на леса и поля, которые вы проезжаете мимо, выходят на дорогу какие-то твари, фантастические твари. Ты не боишься и знаешь, что их нет. Тут. Вообще нет. Ничего, кроме тебя, машины, которая деловито стучит своим дизелем и перегоняет охлаждайку помпами, попутно перекачивая масло… груза — ты даже не обратил внимания на рессоры,— может, его и нет... До того момента, пока вы не полезли на высокий холм, и драйвер не переключил флажок на пониженную, ты и не поймёшь. Переключит на тягуне — значит, с грузом, если так пойдет, то пустой. Не суть. Ты, драйвер и свет фар, выхватывающий из дороги метр за метром, машина, которая несётся, прокатывается по ним, оставляя их позади. Шины шуршат по асфальту, иногда машина недовольно вздрагивает, встряхивая тебя и его и встряхиваясь сама, наезжая на такую выбоину, какая заметна даже ей с её большими колесами. Фура едет вперёд, проезжая расширения и поселки.
— Вон там, — говорит водитель, — продают хороший кофе, будешь?
— Давайте.
Он начинает тормозить. Машина постепенно снижает скорость. Он едет вдоль ряда спящих собратьев и, включив поворотник, заезжает на парковку. Просто большую площадку, где может крутануться фура, ну или они смогут хотя бы разъехаться свободно. Поворотник щёлкает и мигает, релешка отрабатывает, и вот машина, наконец, останавливается. Энергоаккумуляторы срабатывают, замыкая диски, пневматика говорит: «пфффшшшш», и водитель глушит мотор. Тишина. Очень условная, но тишина. Не рычит больше движок, не слышно шороха шин — оказывается, он вполне слышен и есть, но ты не замечал этого.
Ты открываешь дверь и попадаешь в мир ночной тишины придорожного кафе: ветер, еле слышная музыка, если есть, доносится из зала, шум листвы и флагов. Почему в таких местах очень часто бывают флаги или наборы вымпелов на ниточке?.. Машина тихонько щёлкает, начиная остывать, а вы с водителем идёте в зал и заказываете кофе. Тебе повезло, он угощает и предлагает поесть. Ты, в общем, непротив, но знаешь же, что отрубит спать после еды, и берёшь только булочку и два кофе. Растворимый напиток, ты из тех, кто в другой ситуации такое не пьёт. А тут ты такоё пьёшь. Чёрная жидкость по цвету напоминает смолу, но жидкую. Ты добавляешь сливок, теперь это можно пить. Или не добавляешь. Чёрт его знает, какое настроение. Пьёшь горьковатый напиток, а драйвер ест.
Так проходит время.
Вы идёте к машине, он садится в неё, отрывает тебе дверь, и снова начинает урчать движок, слышно, как песок и мелкие камушки хрустят под шинами, когда он поворачивает руль, чтобы вернуться на длинную серую полосу, на его дао и твой путь. Ты это слышишь, потому что, сев в машину, сразу открыл окно и закурил. Так проходит ещё несколько часов, и твои веки, отяжелев, падают, ты только понимаешь, что надо суметь сквозь сон потушить сигарету, чтобы она не прожгла сидение или твою одежду. Это последнее, что ты помнишь. Ты уже не можешь перекрикивать рёв двигателя, который несёт машину вперёд, а водитель только посмотрит на тебя сочувствующим взглядом и продолжит крутить баранку.
Когда утро окрасит восток первыми алыми отблесками, твой сон станет чутче, потому что всё больше устаёт водитель. Ты рывком выныриваешь из сна. Вы еще раз пьёте кофе, и твой путь продолжается. Может, драйвер ляжет тут поспать, а может, поедет. Он торопится, его возвращают во время и пространство, а тебя все ещё нет. И всё, что у тебя есть, есть не у тебя, оно сзади, и все, кто у тебя есть, впереди. Он решает ехать, и теперь витиеватый узор дыма от сигарет, привкус которых уже не очень приятный, ты куришь вторую пачку за ночь, но теперь этот дым виден. Он вьётся в лучах восходящего солнца и под аккомпанемент просыпающихся людей, привязанных и заякоренных домом и бытом, под первое пение неслышных из машины птиц и под высыхание росы с листьев, вы всё ближе и ближе к цели. Но чем сложнее всё там позади, тем дольше будет твоя дорога, тем дольше ты идешь к цели... Однажды ты остепенишься или не остепенишься. Мой дорогой «я из прошлого», веселый распиздяй, с хайром по лопатки твоей невысокой личности... Остепенишься ли... Если да, то зачем тогда ты сейчас написал этот текст, зачем вспомнил?.. Потому что только там ты жив. Там ты был, тем, что и есть наша жизнь. Ты был, и ты не был, ты имел весь мир, и не имел ничего... Давай, скажи, что это не так, скажи, что ты не хочешь туда...
Скажи и соври себе сам.
Соври, чтобы успокоить, чтобы сбежать от страха, скажи, почему ты написал это, и почему тогда ты каждый раз суеверно избегаешь слова «последний», говоря про «крайний» раз на трассе... Да-да-да, перестань врать, потому что там ты был всем и никем, ты видел сонные глаза, и радость от приближения к дому, к родным и близким у тех, кто тебя вёз... Ты видел, как оживает душа, и как их, драйверов, отпускает трасса. А их она тоже держит за живое, другие там не выживают, бросают баранку, проклиная всё на свете... Ты сам был таким, и ты туда хочешь. Так или иначе, в свое дао, каким бы оно не стало в следующий раз: каменистым, грунтовым или асфальтовым, холодным и податливым, как вода, или пахнущим летом и сухой хвоей, вперемешку с костром... Ты снова хочешь туда, где ты имел всё и не имел ничего, туда, где ты жил, для мира и для себя, но для других был не жив и не мёртв... Ты снова хочешь туда...
Ну что, мой дорогой нынешний я... Пойдёшь?
@музыка: dArtagnan Komm mit
@темы: текст, WTF Fox 2017, PG-13